Неточные совпадения
Собак твоих не боязно,
Семьи твоей не совестно,
А ехать
сорок верст
Свои беды рассказывать,
Твои беды выспрашивать —
Жаль бурушку гонять!
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал, что, сколько они ни пытались, они не могли нанять больше
сорока, тридцати
семи, тридцати восьми рабочих за настоящую цену;
сорок нанимались, а больше нет. Но всё-таки он не мог не бороться.
Малую часть земли, самую плохую, он раздавал внаймы, а десятин
сорок в поле пахал сам своею
семьей и двумя наемными рабочими.
–…для расходов по экономии в моем отсутствии. Понимаешь? За мельницу ты должен получить тысячу рублей… так или нет? Залогов из казны ты должен получить обратно восемь тысяч; за сено, которого, по твоему же расчету, можно продать
семь тысяч пудов, — кладу по
сорок пять копеек, — ты получишь три тысячи: следовательно, всех денег у тебя будет сколько? Двенадцать тысяч… так или нет?
Я ставил стоя, молча, нахмурясь и стиснув зубы. На третьей же ставке Зерщиков громко объявил zero, не выходившее весь день. Мне отсчитали сто
сорок полуимпериалов золотом. У меня оставалось еще
семь ставок, и я стал продолжать, а между тем все кругом меня завертелось и заплясало.
— Так
сорок же тысяч,
сорок, а не восемнадцать, — закричал Рогожин. — Ванька Птицын и Бискуп к
семи часам обещались
сорок тысяч представить.
Сорок тысяч! Все на стол.
В нем, по глубокому убеждению всей
семьи и всех соседей, заключались несметные сокровища, потому что Родион Потапыч «ходил в штейгерах близко
сорок лет», а другие наживали на таких местах состояние в два-три года.
Село Мерево отстоит
сорок верст от губернского города и
семь от уездного, в котором отец Гловацкой служит смотрителем уездного училища.
Отряд считался разбитым наголову. Из
сорока тридцать
семь было убито, два взяты и один найден обгоревшим в обращенной в пепел хате.
— Прикрыла, — говорит Зоя и поворачивает козырь, лежавший под колодой, рубашкой кверху. — Выхожу с
сорока, хожу с туза пик, пожалуйте, Манечка, десяточку. Кончила. Пятьдесят
семь, одиннадцать, шестьдесят восемь. Сколько у тебя?
— Не плачь! — говорил Павел ласково и тихо, а ей казалось, что он прощается. — Подумай, какою жизнью мы живем? Тебе
сорок лет, — а разве ты жила? Отец тебя бил, — я теперь понимаю, что он на твоих боках вымещал свое горе, — горе своей жизни; оно давило его, а он не понимал — откуда оно? Он работал тридцать лет, начал работать, когда вся фабрика помещалась в двух корпусах, а теперь их —
семь!
Ради них он обязывается урвать от своего куска нечто, считающееся «лишним», и свезти это лишнее на продажу в город; ради них он лишает
семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в город; ради них он, в дождь и стужу, идет за тридцать —
сорок верст в город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или кулак; ради них в самой деревне его держит в ежовых рукавицах мироед.
Пленяла воображение и относительная близость к одной из столиц: особенно москвичей удручала мысль расстаться надолго с великим княжеством Московским, с его
семью холмами, с
сорока сороками церквей, с Кремлем и Москва-рекою. Со всем крепко устоявшимся свободным, милым и густым московским бытом.
Но там дорого служить, нужна хорошая поддержка из дома, на подпоручичье жалованье —
сорок три рубля двадцать
семь с половиной копейки в месяц — совсем невозможно прожить.
— Потому что наше вино сурьезное, — в один голос говорили приказчики, да и обойдется дешевле, потому что мы его на всяком месте сделать можем. Агличин, примерно, за свою бутылку рубль просит, а мы полтинник возьмем; он
семь гривен, а мы —
сорок копеечек. Мы, сударь, лучше у себя дома лишних десять копеечек накинем, нежели против агличина сплоховать! Сунься-ко он в ту пору с своей малагой — мы ему нос-то утрем! Задаром товар отдадим, а уж своих не сконфузим!
— А кто его, батюшка, знает, сколько ему лет! — возразила молодуха, — лет уж
сорок все сто
семь ему лет значится — уж и стареться-то он словно перестал!
— Всей-то моей пенсии, — говорит «старушка», — никак двенадцать рублей
сорок три копеечки в месяц будет. На себя, значит,
семь рублей получаю, да на внучек — сын у меня на службе помер — так вот на них пять рублей
сорок три копеечки пожаловали!
— Этот человек — его звали Андреа Грассо — пришел к нам в деревню ночью, как вор; он был одет нищим, шляпа одного цвета с сапогами и такая я же рваная. Он был жаден, бесстыден и жесток. Через
семь лет старики наши первые снимали перед ним шляпы, а он им едва кивал головою. И все, на
сорок миль вокруг, были в долгах у него.
За расписывание ролей они получали по тридцать пять копеек с акта, а акты бывали и в
семь листов и в десять. Работа каторжная, в день можно написать шесть-семь листов, не больше. Заработок в день выходил от двадцати до тридцати копеек, а при самых выгодных условиях, то есть при малых актах, можно было написать копеек на
сорок.
— Из
сорока одного вычесть двадцать
семь — останется четырнадцать…
— Три праздника… Долой, следовательно, двенадцать рублей… Четыре дня Коля был болен и не было занятий… Вы занимались с одной только Варей… Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда… Двенадцать и
семь — девятнадцать. Вычесть… останется… гм…
сорок один рубль… Верно?
Прохор. Когда? Ты теперь посмотри! У меня тридцать
семь амбарных, четыре крепостных,
сорок два сундучных с музыкой. Этого ты нигде не увидишь. И — кроме того, идем! Два слова скажу… Важных. (Берет ее под руку, уводит, она следует за ним неохотно.)
Семья налицо.
Семья. И не хватает в ней только одного человека — Карпова лет тридцати пяти —
сорока… И неизвестно, как его зовут — Сидор, Петр. О, это неважно!
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто
сорок теремов.
А работы требует
семь мешков каждый день, — в тесте это
сорок девять пудов, и на обработку мешка уходит два с половиной часа.
Ее выдали из бедной купеческой
семьи замуж за местного миллионера-лесопромышленника Щербачева, вдовца, человека старше ее лет на
сорок, про которого говорили, что он побоями вогнал в гроб двух своих первых жен.
— Сот
семь от праздника осталось, каждый день по
сороку прибывает, — сказала Виринея.
Тогда-то свершилось «падение Керженца». Семьдесят
семь скитов было разорено рассыльщиками. Голова Александра дьякона скатилась под топором палача в Нижнем Новгороде, несколько старцев сожжено на кострах возле села Пафнутова. И
сорок тысяч старообрядцев, не считая женщин, бежало из Керженских лесов за литовский рубеж в подданство короля польского.
В
семь лет злоречие кумушек стихло и позабылось давно, теперь же, когда христовой невесте стало уж под
сорок и прежняя красота сошла с лица, новые сплетки заводить даже благородной вдовице Ольге Панфиловне было не с руки, пожалуй, еще никто не поверит, пожалуй, еще насмеется кто-нибудь в глаза вестовщице.
Младший делопроизводитель получает в
семь раз меньше, чем директор, — следовательно, должен питать к нему «удивление с высокими степенями уважения»; наоборот, чувство директора к младшему делопроизводителю должно быть «родственно презрению», Помощник делопроизводителя, получающий в
сорок шесть раз меньше министра, «должен питать к нему чувство, близкое к грандиозности, должен чувствовать величие его».
На корм охотничьим собакам молодых графов тратится по
сорок четвертей овса в год, — «вдвое более того, что осчастливило бы десятки
семей», по замечанию Толстого, — а Толстой в этой избыточной жизни сам шьет себе сапоги.
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей
семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин, по прозванию Дюдя, а в верхнем, где летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и
сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.
— Святой отец поведал еще, что искуситель примет на себя образ киновиарха, что смуты его только в нынешних летех зачались, а Страшный суд настанет не прежде
сорока девяти лет, по вычислению на
семи седьмицах.
До Антверпена было
сорок километров, то есть почти тридцать
семь верст, и Николай Герасимович, недолго думая, двинулся в путь.
Первый раз в жизни я остаюсь без работы. В молодости, конечно, случалось, что я недели две, месяц оставался без занятий, но тогда это переживалось как-то по-другому, даже не помню, как именно. Легко и без размышлений, как и все в молодости, вероятно. Но теперь, в
сорок шесть лет, с
семьей…